Тайны истории

ПОДСЛУШАЛИ И РАССТРЕЛЯЛИ.

Этот материал выпадает из ряда архивных документов, которые в изобилии начали публиковаться с 1992 года. Такого мы, пожалуй, еще не читали, хотя бумаг подобного сорта хранится в тайных архивах, и прежде всего в КГБ, предостаточно. Прослушивание телефонных, домашних бесед было одной из главных форм работы органов безопасности.

Частные разговоры высокопоставленных военных, маршалов и генералов начальник главного управления контрразведки «СМЕРШ» Наркомата обороны, а затем министр госбезопасности В. Абакумов записывал для Сталина с 1943 года. Папку с записями обнаружили недавно в архивах КГБ эксперты Конституционного суда А. Рагинский, Н. Охотин, Н. Петров
Вы прочтете два разговора генерал-полковника В. Гордова - с женой и генерал-майором Ф. Рыбальченко. Гордов - видный военачальник (любопытная подробность - он был прообразом генерала Горлова в нашумевшей в свое время пьесе А. Корнейчука «Фронт»), командовал армиями, недолго - Сталинградским фронтом, Герой Советского Союза, депутат Верховного Совета СССР. Освобождал Прагу, дошел до Берлина. В 1946 г. руководил Приволжским военным округом. Рыбальченко - его начальник штаба, судя по тексту, Гордов прибыл из Куйбышева в Москву сдавать дела.
Все говорится по-солдатски просто, определенно, грубо. О Сталине и сталинском режиме власти, о страшной жизни и безмолвии народа, о колхозах, рынке, демократии. Трагизм разговоров, удивительное провидение продиктованы, конечно, не только служебным крахом. Война раскрыла глаза многим из тех, кто провоевал от звонка до звонка, кто попал в 45-м в другие страны. К тому же с высоких должностей виделось и то, что недоступно солдатскому глазу.
Миновали полтора года, и стало ясно, что надеждам на перемены сбыться не суждено.
Боевые генералы, вышедшие победителями из четырехлетней кровавой бойни, они не лукавят друг с другом. Естественно, они не знают, что их слушают. Но что государево-сталинское око неусыпно бдит и что жестокая кара ждет всякого, усомнившегося в гении вождя, - об этом-то они, надо понимать, осведомлены. И все-таки говорят. Не говорят - кричат от отчаяния, от безысходности. Да так, что часть фраз и фамилий вписывается в текст после, чтобы эмгэбистская машинистка не прочла богохульных слов.
Резолюция на донесении Сталину тоже сделана от руки: «Тов. Сталин предложил пока арестовать Рыбальченко. В.Абакумов». И еще фраза: «Передано по телефону 3.1.47».


«Совершенно секретно

СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР
товарищу СТАЛИНУ И.В.
3 января 1947 г. № 082/А.

Представляю при этом справку о зафиксированном оперативной техникой 31 декабря 1946 года разговоре Гордова со своей женой и справку о состоявшемся 28 декабря разговоре Гордова с Рыбальченко.
Из этих материалов видно, что Гордов и Рыбальченко являются явными врагами Советской власти.
Счел необходимым еще раз просить Вашего разрешения арестовать Гордова и Рыбальченко.

АБАКУМОВ»


«Совершенно секретно

СПРАВКА

28 декабря 1946 года оперативной техникой зафиксирован следующий разговор Гордова с Рыбальченко, который, прибыв в Москву проездом из Сочи, остановился на квартире Гордова.

Р.- Вот жизнь настала, - ложись и умирай! Не дай бог еще неурожай будет.
Г. -А откуда урожай - нужно же посеять для этого.
Р. - Озимый хлеб пропал, конечно. Вот Сталин ехал проездом, неужели он в окно не смотрел. Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят, в поездах, везде прямо говорят.
Г.- Эх! Сейчас все построено на взятках, подхалимстве. А меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался.
Р. - Да, все построено на взятках. А посмотрите, что делается кругом, голод неимоверный, вce недовольны. «Что газеты - это сплошной обман», - вот так все говорят. Министров столько насажали, аппараты раздули. Как раньше было - поп, урядник, староста, на каждом мужике 77 человек сидело, - так и сейчас! Теперь о выборах опять трепотня началась.
Г. -Ты где будешь выбирать?
Р.- А я ни х... выбирать не буду. Никуда не пойду. Такое положение может быть только в нашей стране, только у нас могут так к людям относиться. За границей с безработными лучше обращаются, чем у нас с генералами!
Г.- Раньше один человек управлял, и все было, а сейчас столько министров, и - никакого толку.
Р. - Нет самого необходимого. Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?
Г.- Он все видит, все знает.
Р.- Или он так запутался, что не знает, как выпутаться?! Выполнен первый год пятилетки, рапортуют, - ну что пыль в глаза пускать?! Если мы как-то на машине и встретились с красным обозом: едет на кляче баба, впереди красная тряпка болтается, на возу у нее два мешка, сзади нее еще одна баба везет два мешка. Это красный обоз называется! Мы прямо со смеху умирали. До чего дошло! Красный обоз план выполняет!.. А вот Жуков смирился, несет службу.
Г. - Формально службу несет, а душевно ему не нравится.
Р. - Я все-таки думаю, что не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох и будет! Если вообще что-нибудь уцелеет.
Г. - Безусловно.
Р.- О том, что война будет, все говорят.
Г.- И ничто нигде не решено.
Р. - Ничего. Ни организационные вопросы, никакие.
Г.- Эта конференция в Париже и Америке ничего не дала.
Р.- Это сплошное закладывание новой войны. А Молотова провожали как?
Г.- Трумэн ни разу Молотова не принял. Это же просто смешно! Какой-то сын Рузвельта приезжает, и Сталин его принимает, а Молотова - никто.
Р.- Как наш престиж падает, жутко просто! Даже такие, как негры, чехи, и то ни разу не сказали, что мы вас поддерживаем. За Советским Союзом никто не пойдет...
Г.- За что браться, Филипп? Ну что делать, е... м..., что делать?
Р.- Ремеслом каким что ли заняться? Надо, по-моему, начинать с писанины, бомбардировать хозяина.
Г.- Что с писанины - не пропустят же.
Р.- Сволочи, е... м...
Г.- Ты понимаешь, как бы выехать куда-нибудь за границу?
Р. - Охо-хо! Только подумай!
Нет, мне все-таки кажется, что долго такого положения не просуществует, какой-то порядок будет.
Г. - Дай бог!
Р.- Эта политика к чему-нибудь приведет. В колхозах подбирают хлеб под метелку. Ничего не оставляют, даже посевного материала.
Г.- Почему, интересно, русские катятся по такой плоскости?
Р.- Потому что мы развернули такую политику, что никто не хочет работать. Надо прямо сказать, что все колхозники ненавидят Сталина и ждут его конца.
Г.- Где же правда?
Р.- Думают, Сталин кончится, и колхозы кончатся...
Г.- Да, здорово меня обидели. Какое-то тяжелое состояние у меня сейчас. Ну, х... с ними!
Р.- Но к Сталину тебе нужно сходить.
Г.- Сказать, что я расчета не беру, пусть меня вызовет сам Сталин. Пойду сегодня и скажу. Ведь худшего уже быть не может. Посадить они меня, не посадят.
Р.- Конечно, нет.
Г.- Я хотел бы куда-нибудь на работу в Финляндию уехать или в скандинавские страны.
Р.- Да, там хорошо нашему брату.
Г.- Ах, е...м... что ты можешь еще сказать?!
Р.- Да. Народ внешне нигде не показывает своего недовольства, внешне все в порядке, а народ умирает.
Г.- Едят кошек, собак, крыс.
Р.- Раньше нам все-таки помогали из-за границы.
Г.- Дожили! Теперь они ничего не дают, и ничего у нас нет.
Р.- Народ голодает, как собаки, народ очень недоволен.
Г.- Но народ молчит, боится.
Р.- И никаких перспектив, полная изоляция.
Г. – Никаких. Мы не можем осуществить лозунга: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Ни х… все пошло насмарку!
Р.- Да, не вышло ничего.
Г.- Вышло бы, если все это своевременно сделать. Нам нужно было иметь настоящую демократию.
Р.- Именно, чистую, настоящую демократию, чтобы постепенно все это делать. А то все разрушается, все смешалось – земля, лошади, люди. Что мы сейчас имеем? Ни земли, ни школ, ни армии, ничего нет. Это просто какая-то тупость! Зачем нам нужны министры?
Г.- А людей честных стало меньше.
Р.- Гораздо меньше стало. А цены сейчас какие ужас! Как собак на аркане тянут на работу. Так сейчас все работают, сейчас никто на заводах как следует не работает.
Г.- Да потому, что работают не добровольно, всех принуждают.
Р.- А возьми деревню - очень много земли пустует.
В тот же день Рыбальченко выехал из Москвы к месту своего жительства в Куйбышев.

АБАКУМОВ»


«СПРАВКА

31 декабря 1946 года оперативной техникой зафиксирован следующий разговор между Гордовым и его женой Татьяной Владимировной.

Г.- Я хочу умереть. Чтобы ни тебе, никому не быть в тягость.
Т.В. -Ты не умирать должен, а добиться своего и мстить этим подлецам!
Г.- Чем?..
Т.В.- Чем угодно.
Г.- Ни тебе, ни мне это невыгодно.
Т.В.- Выгодно. Мы не знаем, что будет через год. Может быть, то, что делается, все к лучшему.
Г.- Тебе невыгодно, чтобы ты была со мной.
Т.В.- Что ты обо мне беспокоишься? Эх, Василий, слабый ты человек!
Г.- Я очень много думал, что мне делать сейчас. Вот когда все эти неурядицы кончатся, что мне делать? Ты знаешь, что меня переворачивает? То, что я перестал быть владыкой.
Т.В.- Я знаю, плюнь ты на это дело! Лишь бы тебя Сталин принял.
Г.- Угу. А с другой стороны, ведь он все погубил.
Т.В.- Может быть, то, что произошло, даже к лучшему.
Г.- А почему я должен идти к Сталину и унижаться перед.... (далее следуют оскорбительные и похабные выражения по адресу товарища Сталина).
Т.В.- Я уверена, что он просидит еще только год.
Г.- Я говорю, каким он был (оскорбительное выражение), когда вызвал меня для назначения... (оскорбительное выражение), плачет, сидит жалкий такой. И пойду я к нему теперь? Что - я должен пойти и унизиться до предела, сказать: «Виноват во всем, я предан вам до мозга костей», когда это неправда. Я же видеть его не могу, дышать с ним одни воздухом не могу! Это (похабное выражение), которая разорила все! Ну как же так?! А ты меня толкаешь, говоришь, иди к Сталину. А чего я пойду? Чтобы сказать ему, что я сморчок перед тобой? Что я хочу служить твоему подлому делу, да? Значит, так? Нет! Ты пойми caмa!
Т.В.- А тогда чего же ты так переживаешь?
Г.- Ну да, сказать, что хочу служить твоему делу? Для этого ты меня посылаешь? Не могу я, не могу. Значит, я должен себя кончить политически. Я не хочу выглядеть нечестным перед тобой. Значит, я должен где-то там все за ширмой делать, чтобы у тебя был кусок хлеба? Не могу, у меня в крови этого нет. Что сделал этот человек - разорил Россию, ведь России больше нет! А я никогда ничего не воровал. Я бесчестным не могу быть. Ты все время говоришь - иди к Сталину. Значит, пойти к нему и сказать: «Виноват, ошибся, я буду честно вам служить, преданно». Кому? Подлости буду честно служить, дикости?! Инквизиция сплошная, люди же просто гибнут! Эх, если бы ты знала что-нибудь!
Т.В.- Тогда не надо так все переживать.
Г.- Как же не переживать, что же мне делать тогда? Ты думаешь, я один такой? Совсем не один, далеко не один.
Т.В.- Люди со своими убеждениями раньше могли пойти в подполье, что-то делать. Такое моральное удовлетворение было. Работали, собирали народ. Они преследовались за это, сажались в тюрьмы. А сейчас заняться даже нечем. Вот сломили такой дух, как Жуков.
Г.- Да. И духа нет.
Т.В.- И он сказал - извините, больше не буду, и пошел работать. Другой бы, если бы был с таким убеждением, как ты, он бы попросился в отставку и ушел от всего этого.
Г.- Ему нельзя, политически нельзя. Его все равно не уволят. Сейчас только расчищают тех, кто у Жукова был мало-мальски в доверии, их убирают. А Жукова год-два подержат, а потом тоже - в кружку и все! Я очень много недоучел. На чем я сломил голову свою? На том, на чем сломили такие люди - Уборевич, Тухачевский и даже Шапошников.
Т.В.- Его информировали не так, как надо, после того, как комиссия еще раз побывала.
Г.- Нет, эта комиссия его информировала, по-моему, правильно, но тут вопрос стоял так: или я должен сохраниться, или целая группа людей должна была скончаться – Шикин, Голиков и даже Булганин, потому что все это приторочили к Жукову. Значит, если нужно было восстановить Жукова, Гордова, тогда булганщина, шиковщина и голиковщина должны были пострадать.
Т.В.- Они не военные люди.
Г.- Абсолютно не военные. Вот в чем весь фокус. Ты думаешь, я не думал над этим?
Т.В.- Когда Жукова сняли, ты мне сразу сказал: все погибло. Но ты должен согласиться, что во многом ты сам виноват.
Г.- Если бы я не был виноват, то не было бы всего этого. Значит, я должен был дрожать, рабски дрожать, чтобы они мне дали должность командующего, чтобы хлеб дали мне и семье? Не могу я! Что меня погубило - то, что меня избрали депутатом. Вот в чем моя погибель. Я поехал по районам, и когда я все увидел, все это страшное, - тут я совершенно переродился. Не мог я смотреть на это. Отсюда у меня пошли настроения, мышления, я стал высказывать их тебе, еще кое-кому, и это пошло как платформа. Я сейчас говорю, у меня такие убеждения, что если сегодня снимут колхозы, завтра будет порядок, будет рынок, будет все. Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали ее!
Т.В.- Сейчас никто не стремится к тому, чтобы принести какую-нибудь пользу обществу. Сейчас не для этого живут, а только для того, чтобы заработать кусок хлеба. Неинтересно сейчас жить для общества.
Г.- Общества-то нет.
Т.В.- Если даже есть - кучка, но для нее неинтересно жить.
Г.- A умереть тоже жалко.
Т.В.- Хочется увидеть жизнь, до чего же все-таки дойдут.
Г.- Увидеть эту мразь?
Т.В.- Нет, это должно кончиться, конечно. Мне кажется, что если бы Жукова еще годика два оставили на месте, он сделал бы по-другому.

АБАКУМОВ»


Что произошло потом?
Не так-то легко оказалось выяснить. Энциклопедия ВОВ, даже изданная в 1985 году, продолжает скрывать тайны сталинских казней. Она дает даты жизни Гордова: 1896-1951 гг. Но это ложь. Он расстрелян 24 августа 1950 года. И даже в Институте военной истории не удалось найти следов гибели генерала.
Спасибо Льву Михайловичу Захарову, члену военной коллегии Верховного суда РФ, историей он взволновался и немедленно приступил к делу. Не прошло суток с нашего телефонного разговора, как надзорное дело лежало у него на столе.
В ноябре 1946 года Гордов был уволен в отставку, формально по болезни. Чекисты решили «прощупать» опального генерала.
Гордов и его жена были арестованы в январе 47-го. С ними - Ф. Рыбальченко и Г. Кулик, бывший маршал, разжалованный в 45-м году в генерал-майоры. Суд состоялся лишь в августе 50-го. Генералов обвинили в намерении изменить Родине, совершить террористические акты, в групповой антисоветской деятельности. На суде все трое виновными себя не признали, отказавшись от признаний, сделанных во время следствия, которым руководил сам Абакумов. Из протокола суда, Рыбальченко: «Следователь довел меня до такого состояния, что я готов был подписать себе смертный приговор».
Они и были приговорены к смерти. В тот же день расстреляны. А через шесть лет реабилитированы. Установлено, что «дело сфальсифици-ровано», а показания «получены в результате незаконных методов следствия». Словом, стандартное дело. Рядовое. Подслушали и убили.
В надзорном деле Гордова лежит совсем недавний запрос его сына-ветерана войны: «Как мне, моим детям, моему сыну майopy узнать, где преклонить голову перед прахом отца и деда?» И второе письмо, однополчанина Гордова А. Голованюка из Ташкента: «Тайна командующего не должна больше оставаться тайной».
Тайны больше нет. Но и могил нет (где похоронен расстрелянный Абакумов – известно). А на митингах «национал-патриоты», почему-то все больше женщины, прижимают к груди, как икону, сталинские портреты.


«СПРАВКА

Гордов Василий Николаевич. Род.12.12.1896 г. После войны командовал войсками ПРИВО. Награжден 2 орд. Ленина, 3 орд. Красного Знамени, 3 орд. Суворова 1 ст., орд. Кутузова 1 ст., Красной Звезды и медалями, иностранными орденами. Умеp 12.12.1951. Пoxopoнен в Куйбышеве. Его имя носит ул. в г. Мензелинск.
КУЛИК Григорий Иванович. Род. 22.10.12 г. Награжден 4 орд. Ленина, 4 орд. Красного Знамени, медалями. Умер 24.8.1950 г. Похоронен в Куйбышеве».


Александр КУЛАКОВ,
полковник в отставке

Hosted by uCoz